Андрей Краско отдыхать не умеет. Полетел недавно в Египет и продержался на курорте всего… четыре дня. «А чего там делать, изнывал у бассейна, не знал, куда себя деть», – развел руками актер. Ситуацию усугубляли оголтелые русские туристы, узнававшие звезду на каждом шагу. А он, человек интеллигентный, отказать народу в автографах и общении не смог. «Кто только со мной не сфотографировался! От служащих отеля до стюардесс в самолете!» – смеялся он. К счастью, пляжный отдых уже позади. Супермен и герой-любовник в одном флаконе вновь по уши утонул в работе.
– Новой работы я ждал четыре месяца. Мне предложили очень хороший сценарий. Режиссер снимает свое первое кино. Это некоммерческий проект, но я все равно согласился. Сначала, кстати, главную роль предложили Андрею Панину. Тот не смог. А я прочитал и говорю: «Все, остальные проекты раскидывайте, буду заниматься этим!» И еще грядет продолжение «Диверсанта».
– Чем вас так поразил сценарий никому не известного автора?
– Он хороший. Что очень необычно для нашего времени. Очень лиричный. Я будут играть доктора. Обычного врача районной больницы, у которого кризис среднего возраста. Человека моих лет, под пятьдесят. Когда-то он рисовал себе блестящие перспективы, но карьера так и не сложилась.
– Ой, смотрю на вас и… не верю. Где вы – и где пятьдесят?
– Тем не менее это так. Жизнь я повидал, и скоро мне действительно «полтинник».
– Были периоды, когда вы кино и театром не занимались, а чуть ли не джинсами торговали. Что из многочисленных навыков и профессий тех времен вам пригодилось больше всего?
– Да все! А главное – умение оценивать людей, понимать их характер. Это хороший опыт. А для меня в человеке главное, чтоб он был профессионалом своего дела. Тогда становится не важно – резкий он или нет. И были правы мои учителя: хороший человек – это не профессия. Если тот, кто с тобой работает, видит такого же профессионала и в тебе, отношения меняются. Вот говорят про режиссера какого-нибудь: злой, несговорчивый, гоняет всех! Это ерунда. У меня с любыми творцами все идет замечательно. Увы, в нашем современном кино три четверти продюсеров и режиссеров не имеют профессии. Самый правильный человек в этом бизнесе – Сергей Сельянов. А остальные… Мама! Правда, среди молодых режиссеров появляются талантливые ребята. Один сказал мне про съемки: два дня. Я подумал, что можно и за один управиться. Приехал, и получилось… три. Потому что он мучил страшно. Многочасовые репетиции до тех пор, пока не получалось то, что ему нужно. Уважаю.
–У вас бывали моменты, что вы понимали: режиссер слабее как профессионал?
– Когда играешь главную роль, ты все сам выстраиваешь. А если режиссер не может вообще ничего, взваливаешь его обязанности на себя. Бывали случаи, когда я сам работал с актерами, а режиссер молчал и руководил оператором, и когда тексты переписывал. А что делать? В проект-то я уже вписался. Сейчас у меня вставлена в договор строка, что я могу переделывать тексты. Чтобы не было конфликта. Конечно, я не собираюсь переписывать Гоголя или Чехова, да меня на них особо и не зовут.
– А хотелось бы?
– Да, конечно. Есть классика, и русская, и советская, перед которой я преклоняюсь. А есть какие-то нечеловеческие тексты будущих фильмов. Такое впечатление, что сценарист сидит дома у компьютера, ни с кем не общается и не знает, как люди реальные разговаривают. Его тексты просто надо адаптировать под человеческую речь. Потому что сюжет вполне пристойный
– Долгое время ваш отец, Иван Краско, не верил в ваши таланты…
– …и говорил, что я профессию потерял!
– Сильно переживали?
– Я всем говорил, что это для меня не имеет значения. Но на самом деле это неправда. Все, кто приходит в профессию после родителей (особенно, если родители чего-то достигли), все равно невольно под прицелом. Их сравнивают. А мне не хочется быть продолжением, придатком. И когда мне папа говорил, что надо с актерством заканчивать, я упорно гнул свое.
– Но сейчас-то перелом наступил. Вы отцом признаны?
– Консенсус найден. Сначала он говорил, что он театральный артист, а я так, погулять вышел. Мол, в кино каждый раз себя играю. Но в какой-то момент он сломался. Потому что мои герои стали уж больно непохожими друг на друга.
– Вы следите за его творческой жизнью?
– Очень вяло. Не успеваю смотреть все, что он делает. Я и свое-то творчество смотреть не успеваю.
– Ну уж «Сволочей» наверняка видели?
– Один раз на премьере, и больше смотреть не стал. Я считаю, что монтаж убил картину. Блистательная тема, актеры работали великолепно. А фильм затянутый получился. По законам жанра медленные сцены не должны идти одна за другой. А когда две сцены без темпа, три, четыре… В общем, картине не хватает динамичности. Хотя от операторской работы я в восторге.
– Вы с папой финансово независимы друг от друга? Или вы ему помогаете?
– Когда-то он мне, когда-то я ему. Мы совершенно нормально общаемся. Но у него своя семья, дети.
– А это правда, что был у вас с отцом серьезный разговор, когда его молодая жена забеременела? Мол, если что-то случится, вам придется и его детей поднимать…
– Разговор был. Но пока на мне это никак не сказалось. Дай бог отцу здоровья! А его жену Наталью я знал до этого, все было предсказуемо. С детьми папы мы общаемся не так часто, как хотелось бы… Я часто живу в Москве.
– Как сейчас обстоят дела с вашей сложной семейной жизнью?
– Пришел домой, разделся, лег на диван. Вот, собственно, и вся моя семейная жизнь. Когда приготовить ничего не успеваю, идем в ресторан. На это денег пока хватает. Старший сын Ваня сейчас учится в театральной школе. Он с четырех лет живет в Польше. С трех лет озвучивает мультфильмы. Бабушка у него – один из самых известных звукорежиссеров страны, много лет работала у Анджея Вайды. Мой сын уже снялся в молодежном сериале в одной из главных ролей. А сейчас будет играть со мной в «Диверсанте». Вернее, без меня: я не еду в Польшу. У меня спектакль. Поэтому меня из одной серии выкинули, а Ваня был на кастинге, и его взяли.
– Вы даете ему оценку как профессионал? Хвалите?
– Да нет, зачем. Могу сказать: молодец. Но не считаю возможным петь сыну дифирамбы. А то, что он не бесталанный мальчик, это точно. Мой младший сын Кирилл по характеру завхоз. Если где-то открыта дверь или вещь лежит не на месте, он нервничает.
– По Польше не скучаете?
– Да я ж там практически и не жил. А так – я устаю от чужих стран. Вот четыре дня в Египте, куда нас отправил театральный продюсер, стали для меня пыткой. Америка – более интересная страна. В Лос-Анджелесе мне понравилось, несмотря на большое количество латиносов. Но там все разговаривают на птичьем языке, который я учить принципиально не собираюсь. Они наглые и почему-то считают, что английский все должны знать. А вообще, поездил я в своей жизни мало.
– А я-то думала, ваша серьга в ухе – знак того, что пересекли экватор…
– Нет, это совсем другая история. В одном кино я должен был играть казака. А дырку в ухе для серьги проколоть было как-то некогда. И вот сидели в одной компании, выпивали, и мои приятели-музыканты сказали: «Что ты мучаешься-то? Сделаем!» Хозяйка квартиры взяла иглу от капельницы и стакан водки. Стакан водки я выпил, и…
– Казака вы давно сыграли, а серьгу в ухе оставили. Зачем?
– А мне нравится! Когда ходят по улице седые пожилые дядьки с длинными волосами. Я обычно говорю, что папа у меня цыганский барон, а сам я – пират Карибского моря. Как Джек Воробей.
– Как у вас обстоят дела с зеленым змием?
– Отлично! Запоев не наблюдается. Меня пугает, когда выбываешь на пару недель, на месяц… Вроде сейчас все на контроле. Два последних года мне и некогда было. На мой взгляд, алкоголизм и трудоголизм – явления одного порядка. Я пил, когда работы не было. Ведь нормальные люди вкалывают не ради денег. Им нравится сам процесс. Доходит до смешного: если я начинаю делать уборку (решил прибраться на столе), то это может затянуться на сутки. Я люблю доводить дело до логического конца. Я упрямый. У меня дети оба – в меня. Упрямые страшно.
– Какие еще есть «бытовые» пунктики?
– Люблю читать «желтую» прессу. И глянцевые журналы. Не дозвониться, к примеру, Сашке Домогарову, я смотрю в прессе, что у него происходит. Я, конечно, не так часто на страницах мелькаю, как Сашка или Костя Хабенский. Однажды открыл «МК» и прочитал в разных местах семь(!) заметок про него.
– А собраться, поговорить по душам?
– Для того чтобы общаться с людьми, компания должна быть человек шесть, не больше. Иначе не успеваешь уделить всем внимание. Такая камерность получается редко. А когда мне хочется пообщаться, могу позвонить Косте Хабенскому, Поречке, его жене. У нас как бы такой «ленинградский островок» образовался. В Питере же у меня живет замечательный друг Андрей Столыпин. Мы делаем с ним сейчас театральный проект. Езжу к нему. А про «пунктики»… Люблю почитать: Довлатов, Булгаков, Улицкая. Если клюет, то я рыбак. А если нет, то нет. У меня два любимых напитка – водка и чай. Люблю ездить на машине за рулем. И очень люблю бои без правил. Раньше часто ходил их смотреть. Там ничего нельзя построить. И два последних удара все решают.
Наталья Черных и Андрей Федечко,
газета «Московский комсомолец», 27.05.06