Брат Андрей

10 августа артисту Андрею Краско исполнилось бы 49 лет. Не исполнилось

Так и слышалось, как при известии о внезапной смерти Андрея Краско с горечью и досадой крякнула Россия: «Эх, да что ж такое!» – и дальше непечатно. Краско полюбили не за роли, а как-то всего целиком – с его лукавым юмором, светлыми умными глазами, феноменальной естественностью, повадкой простого-непростого мужичка. Он не запоминался, а прямо-таки врезался в память с любого своего появления на экране: узнавание было мгновенным. Резко очерченный национальный тип, натуральный народный артист и форменный «русак» – наш человек во всем.

Наивному глазу частенько кажется, что такие артисты и «не играют ничего» – в заблуждение вводит полное отсутствие наигрыша и совершенное владение своими средствами. Но возьмите две роли Краско – бравого командира подлодки в фильме «72 метра» и хитрого дворника Маркела в сериале «Доктор Живаго». Что между ними общего, похожего? Командир – чистый, ясный кристалл: такой никогда не подведет, не обманет и погибнет с улыбкой на губах, как и жил. С отчаянной и грозной веселостью в сцене, как бы пригрезившейся во сне, он приказывает: «Оркестр! «Прощание славянки»! И подводники, бодро и красиво чеканя шаг, уходят в море. И очевидно, что именно такие люди, как этот командир, когда-то не сдали «Варяг», да и вообще ничего и никого не сдали. Погибали при исполнении – такая должность.

А Маркел – совсем другое дело: хитрющий, затаенный, крепкий задним умом. Такой и обмануть, и предать может за милую душу, несмотря на искреннюю привязанность к господам. Тут иная русская перспектива открывается – на людей, закрученных многовековым рабст­вом в тугой узел, на лукавую дворню, всегда готовую наступить своим барам на пышный хвост. Но, став полным хозяином в квартире господ, у которых когда-то исправно служил дворником, Маркел хоть и куражится, а тоскует, всей неказистой душой ощущая неправедность, неладность новых времен. Так что работа артиста, столь обманчивая в своей натуральности, на самом деле представляет высшую степень сложности, пик художественного обобщения.

Сыграл он и много, и мало. По объему – изрядно, а по существу – недостаточно: так сложились обстоятельства. По ряду причин кинематограф, и сам по себе жесткий к актерам, забывающий их внезапно, часто выкидывающий за ненадоб­ностью, в России девяностых годов вообще стал мало чувствителен к ценности актерского творчества. И как раз ярчайшим национальным типам в кино места было немного: ну что, спрашивается, сыграл Алек­сей Петренко? Чуть больше повезло Юрию Кузнецову, а вот Виктору Проскурину – совсем нет. А Владимир Гостюхин, Петр Зайченко, Владимир Иль­ин, Дмитрий Назаров, Юрий Сте­панов? Только сериалы и спасли как-то. Да что там, когда Никита Михалков девять лет ничего не играл (с «Ревизора» до «Статского советника»)! Сериа­лами и Андрей Краско спасался.

Ничего предосудительного, разумеется, в этом нет, но не стоит забывать, что только в художественном кино происходит концентрация мысли, времени, образов – сериал их неминуемо разжижает. Если сравнить силу творчества с градусом алкоголя, то подлинное кино – это водка крепостью в 40 градусов, а в сериале вещество искусства сравнимо с крепостью кефира. Я иногда замечаю, что в каком-то сериале кто-то хорошо, увлекательно играет, хочу узнать фамилию – а титры, сплющенные и неразличимые, бегут со страшной скоростью: ничего не разобрать, кто что играл! Какое дикое унижение актерского труда, какое хамст­во! Что ж тут удивляться, что наши артисты пьют, мрут, теряют форму, перестают уважать себя. А ведь артисты – витрина нации. Они должны свидетельствовать о национальных достижениях по части великой работы под руководством Бога и природы над человеком. Потеря актеров «народного образа и подобия» тревожит еще и потому, что ясно: не одних артистов мы теряем. С народом беда, вот оно что…

Диапазон Андрея Краско был отменно велик. Разумеется, комедия – хотя в чистых комедиях он, пожалуй что, и не играл. Но, например, напарник «агента национальной безопасности», неуклюжий, «тормозной» Иванушка был сыгран блистательно смешно. Контраст между ловким удачливым красавцем-победителем Лехой и его нелепым, вечно не догоняющим смысл приказов, но ужасно милым и добродушным другом получился воистину сказочный. Но Краско владел и сатирическими интонациями – так он воплотил тупого самодовольного обывателя в «Копейке» Ивана Дыховичного. Хотя и тут ядовитые краски смягчались светлой и теплой волной чудесного, мягкого обаяния Краско. Это уж искусству не поддается – это дар. Любой забулдыга и ханурик в исполнении артиста становился озорным, веселым, забавным.

Прелестно говорят в наших сказках: «русским духом пахнет». Глядя на Краско, казалось, что этот «русский дух», в хорошую минуту играя с жизнью, как солнце играет с водами быстрой реки, сверкает, искрится, резвится, потеряв всю свою дикую мрачную страст­ность… Но была у артиста и другая тема, чрезвычайно сейчас важная – тема спокойного и гордого человеческого достоинст­ва. Следователь из «Олигарха» Павла Лунгина, провинциальный недотепа, превращался в неумолимого и строгого судью не только отдельного богача – всех зарвавшихся, съехавших с катушек времен. Он судил эти времена по закону, прописанному в душе – отчетливо, методично, как имеющий полное право. Точно это сама провинциальная Россия явилась судить обезумевшую столицу – по закону совести. Умный, живой, непритворный, Андрей Краско вызывал у многих что-то похожее на родственное чувство. Вроде как свой человек – друг, сосед, брат. Хороший мужик, короче…

Что и говорить, горькая потеря. Но надо заметить – неудивительная. Поколение, родившееся в конце 50-х – начале 60-х годов, смерть выкашивает чуть ли не как на войне. Сосчитайте потери хотя бы в искусстве – они чудовищны, и оглянитесь на жизнь, на своих друзей и знакомых. Что это? Почему? У меня нет однозначного ответа, хотя замечу, что отношение к своей жизни у людей этого поколения невозможно признать бережным и разумным. Да смешно даже и говорить было, если кто помнит 80-е годы, о каком-то программном сбережении себя тогдашних молодых людей! Ух! Жгли существование со всех концов, летели во весь дух, неслись в гору и с горы!

Что ж, ребята, у вас все получилось, полный рок-н-ролл – сожгли, разбили, оборвались. И детей оставили – на руках женщин. Надо же будущий новый поворот русской истории новыми героями как-то обеспечить, правда?

Прощай, брат Андрей. Эх… (дальше непечатно).


Татьяна МОСКВИНА,
газета "Аргументы недели", выпуск №14 (10-16 августа 2006)