– Андрей, проект, в котором Вы играете главную роль, как, по-Вашему, это фантазия или мистика?
– Я считаю, что это притча. Лично я считаю. И снято, судя по тому, как это у нас пока получается, снято в жанре черной комедии. Вернее, в жанре, близком к чёрной комедии. Потому что, если серьёзно относиться к смерти или с ужасом относиться, а если относиться нормально, то юмор, он же присутствует всегда, непременно.
– А что побудило в этом проекте поучаствовать? Сценарий? Материал?
– Сценарий, роль, конечно, безусловно. Мало того, я отказался от нескольких проектов из-за него. Даже вплоть до того, что у меня были подписаны какие-то контракты, но не было сроков. И я мотивируя это тем, что у меня нет сроков…
– А что так сильно взволновало в сценарии, в роли? Возможность поработать в разных пластах, реалии и мистике?
– Ну, во-первых, главная роль, даже Заглавная. Потому что по большому счёту, кроме короткометражки Александра Рогожкина «Болдинская осень», у меня главных ролей не было. То есть были какие-то большие, какие-то знаковые, но главных ролей до сих пор у меня не было в кино. Во-вторых, мне очень понравился материал. То есть, сама идея.
– А вы сами как считаете, то, что происходило с Вашим героем, это придуманная история или всё-таки какие-то реалии нашего тонкого мира. Потому что есть даже книги, в которых описывается это состояние?
– Мало того, я могу сказать, что я сам находился в состоянии клинической смерти в течение трёх минут примерно. У меня в своё время было такое, вот и я могу сказать, что всё, что описано в книжке Моуди «Жизнь после смерти», – это всё правда, и все врачи на самом деле это всё знают. Все, кто работает в реанимации.
– И сами всё это видели?
– Да, но только одни видят Бога, конкретно, другие просто разговаривают, но точно понимаешь, что вот есть черта, которую ты сейчас переступишь, то наступит вечный покой. И там хорошо, и никаких забот. И как правило, возвращает что-то незавершённое или что-то важное.
– Вы фактически к этой границе подходили?
– Да.
– И по ту сторону…
– Нет, по ту сторону я не ходил, иначе бы я с Вами не разговаривал.
– Нет, я имею в виду, что когда подходишь к границе, то всегда видишь ту сторону границы.
– Ну, да…
– Это было связано со здоровьем?
– Да, скажем так…
– Поэтому сейчас понятен и близок материал?
– Ну, тут история, понимаете… кризис какого-то определённого возраста, не скажу среднего, но какой-то этапный кризис. Который бывает там периодически раз, там, в десять лет. У молодёжи в четырнадцать, потом в двадцать восемь, потом в тридцать восемь. И это просто момент, когда тебе надо понять: или стать таким же сукиным сыном как все остальные окружающие тебя и плевать на всё, или вернуться к каким-то новым ощущениям, обновить как-то, как правило, после какого-то события или потрясения – неважно, физического или эмоционального. Либо в одну сторону, либо в другую. То есть, освежаются эмоции, чувства, начинаешь наслаждаться жизнью, воздухом, давкой, толкотнёй даже. В данном случае обновляются чувства к семье, к жене, к дочке, всё, как было когда-то. Потом всё это превратилось в рутину, и вот поэтому нужен взрыв.
– То есть, это обычная человеческая история?
– Это простая история, я же говорю – это притча. Ну вот любая история, например, Ромео и Джульетта должны придти к чему-то, либо в одну сторону, либо в другую. Ну любое произведение, фактически.
– Съёмочный период идёт к завершению?
– Завтра последний день.
– Андрей, хочу поблагодарить Вас за беседу и пожелать Вам успехов в окончании работы над фильмом, где Вы сыграли свою первую главную роль. Честно говоря, для меня открытие, что у Вас не было главных ролей. В каждом фильме с Вашим участием мне казалось, что Ваша роль и есть главная в этом фильме.
– Спасибо.
Через три дня Андрея Краско не стало. В Одессе, на съёмках фильма «Ликвидация», остановилось сердце.
Анатолий ПАНИКОВ,
телеканал «Подмосковье», июнь, 2006 год